четверг, 7 марта 2024 г.

Афоризмы не в бровь, а в глаза – Ежи Лец в переводе Иосифа Бродского

 

Автор: Станислав Ежи Лец

Перевод с польского Иосифа Бродского

 





«И дрожащие обыватели могут быть фунда­ментом государства».

«Иногда Ахиллесову пяту скрывает сапог тирана».

«Глупость никогда не переходит границ; где она ступит — там ее территория».

«Есть минуты, когда свобода звенит ключами тюремщика».

«Иногда необходимо встать на котурны. На­пример, чтобы плюнуть в вышестоящее лицо».

«Следы многих преступлений ведут в будущее».

«Не стреляйте в манекены! Чего доброго, еще приснятся, как люди».

«Прямолинейность не есть кратчайший путь к цели».

«Чем ниже падаешь, тем меньше страдаешь от ушиба».

«Хотя дороги и разошлись, они продолжали идти рядом: как стражник и как заключенный».

«Высоко нес свое знамя. Не хотел его видеть».

«Трудно гладить зверя, когда он в человечьей шкуре».

««В его словах заключена целая эпоха». О ком это? О поэте? Нет. О судье».

«Сатира не в силах сдать экзамен. Ибо в жюри восседают ее объекты».

«Дорожные указатели даже шоссе могут пре­вратить в лабиринт».

«Сколько обрядов у неверующих!»

«Будьте внимательны к литературным осеч­кам! Их авторы даже по истечении времени не­безопасны».

«Жил пестрой жизнью. Часто менял знамена».

«Человек — он железный, он не воспринима­ет цепи, как нечто чуждое».

«Тот, кто умирает от восторга, должен сопро­тивляться воскресению».

«У него была чистая совесть. Не бывшая в употреблении».

«Разговоры о погоде становятся интересными только при первых признаках конца света».

«И на пляже нудистов есть свои арбитры эле­гантности».

«Повернешься к людям спиной — говорят: «двуличный»».

«Когда доберемся мы до самых археологичес­ких пластов, то как знать, не наткнемся ли на следы великой культуры, существовавшей до сотворения человека».

«Есть ли идеалы у тех, кто их отнимает?»

«Люди с короткой памятью легче сдают экза­мены жизни».

«Некоторые великие понятия настолько опу­стошены, что внутри можно устроить тюремные камеры».

«О, если бы можно было родиться после смер­ти врагов!»

«Всегда считали его львом. Но увидев на чет­вереньках, поняли ошибку».

«Дорожные знаки не облегчают подъем на Голгофу».

«Что деформировало его физиономию? Слиш­ком большие слова».

«Человек грызет себя всю жизнь. Чтоб не ос­талось каннибалам».

«Орлы должны облегчаться в тучах».

«Есть в нем огромная пустота, до краев запол­ненная эрудицией».

«И людоеды спасают людей из акульей пасти».

«Может ли миссионер, которого сожрали, считать свою миссию оконченной?»

«Власть чаще переходит из рук в руки, чем от головы к голове».

«Положительных героев создавать не нужно. Их можно назначать».

«Всюду, где положено, он наклеивал фиговые листки, но пунктуально описывал, что под ними скрывалось».

«Не стоит разгонять скуку силами полиции».

«Актер, сыгравший роль, сходит со сцены. В театре».

«Много железных репертуаров должно пойти на слом».

«Тот, кто не сумел пережить трагедию, не был ее героем».

«Не стройте приютов для нищ их духом».

«Французская революция доказала, что про­игрывает тот, кто теряет голову».

«Некоторые пьесы настолько слабы, что не в силах сойти со сцены».

«Когда выпадают зубы, увеличивается свобо­да слова».

«В начале некоторых песен вместо скрипич­ного ключа стоит параграф».

«Писатель, который не углубляется, держит­ся на поверхности».

«Все уже открыто. Только в области баналь­ного еще много белых пятен».

«Помните! Цена, которую надо платить за сво­боду, падает с увеличением спроса».

«Кастраты духа тоже могут взять высокую ноту».

«Обязан ли человек, найдя в себе нечто цен­ное, заявить об этом в участок?»

«Порой искусство, выйдя из четырех частных стен, оказывается в четырех казенных».

«Там, где все еще поют на одной ноте, слова не имеют значения».

«В трудные времена не замыкайся в себе: тебя там легко найти».

«Исследует ли кто-нибудь отпечатки пальцев на физиономии?»

«Порой листья лавра пускают в мозгу корни».

«Обычно арьергард старого искусства являет­ся авангардом нового арьергарда».

«Поэты — они как дети. Когда сидят за пись­менным столом, не достигают ногами земли».

«Искусство идет впереди. А за ним — конво­иры».

«Приближаясь к правде, мы отдаляемся от действительности».

«Плагиаторы могут жить спокойно. Муза — жен­ского пола. Едва ли признается, кто был первым».

«Сколько было потопов без Ноя!»

«Действительность можно изменить, а фик­цию нужно выдумывать снова».

«Увы, непреходящие ценности лишены сро­ков реализации».

«Как узнать историческую бурю? Долго потом еще ломит кости».

«Добейся славы, чтобы позволить себе инког­нито».

«Искусство было его пассией. Он его пресле­довал».

«Незаклейменные! Остерегайтесь! Вас легко опознать».

«Не стоит смешить беззубых тиранов».

«Не теряйте голову! Жизнь хочет вас по ней погладить».

«Когда деспот опять обращается к террору, можно спать спокойно: это не подвох».

«У народа может быть одна душа, одно серд­це, одна грудь, которую он подставляет под удар. Беда, когда у него только один мозг».

«Храбрец! Ест из руки тирана».

«Есть люди, которые просто не могут убить человека. Сначала им необходимо лишить его всего человеческого».

«Ну вот ты и пробил головой стену. А что ты будешь делать в соседней камере?»

«Он линял, а кричал так, будто с него сдирали кожу».

«Конец некролога: Не умер! Переменил образ жизни».

«Некоторые мысли приходят в голову под кон­воем».

«Был предан, как пес. Убили, как собаку».

«Общечеловеческие ценности не ввозятся в страну контрабандой».

«Глупости данной эпохи столь же важны для науки будущего, как и ее премудрости».

«Правду, как большое сокровище, держат под ключом, как правило, те, кто меньше всего ее ценит».

«Человек есть мера всех вещей — это невыгод­но. То мерят карликом, то — великаном».

«Дьявол не спит. Хотя, казалось бы, есть с кем».

«Один человек вытатуировал на груди лицо жандарма. Когда он дышал свободно и полной грудью, жандарм скалил зубы».

««А все-таки она вертится!» Да, но в какую сто­рону?»

«Во сколько голосов при голосовании оцени­вается голос истории?»

«Хочешь петь в хоре? Сначала присмотрись к дирижерской палочке».

«Всегда был против роспуска гаремов. «Жен­щины включаются в общественную жизнь». Да, но и внуки тоже».

«Из трусости он прятал свои мысли в чужие головы».

«Вначале было слово. А потом — молчанье».

«Даже когда рот закрыт, вопрос остается открытым».

пятница, 1 марта 2024 г.

Хокку пост

 

Я спросил у сакуры,

Где та гейша, которая разбила мне сердце.

Сакура не ответила.

И это хорошо.

В нашем роду и так полно психов,

Которые говорят с деревьями и травой.



 

Маленькая ель родилась в лесу.

В лесу и росла, укутанная снежком.

Приехал самурай, рубит ее мечом

Никак.

Двое их в лесу тупых — он и меч.

 

Теплая валяная обувь, теплая валяная обувь…

Неподшитая, старая…

Приличная японская девушка не пойдет в такой на свидание.

Как здорово, что я неприличная!

И как здорово, что не девушка!

 

Гоп-стоп… Мы те, кто подходит из-за угла.

Гоп-стоп… Эта гейша взяла на себя слишком много.

Сёма-сан, пусть твой меч попробует ее тело.

Осторожно! У нее искусственное сердце из стали.



 


Спрятались ромашки, поникли лютики.

От горьких слов застыла вода в реке.

Почему гейши любят только красивых?

Почему остальные должны платить и платить?

 

Мохнатый шмель на душистую ветку сакуры.

Серая цапля на крышу дома в Киото.

Самурайская дочь — на бюллетень.

Не стоит находиться рядом,

Когда отец тренируется с бамбуковой палкой.

 

Вот кто-то спускается с горы Фудзи.

Наверно, это тот, кто мне мил.

На нем зеленое кимоно.

На мне белое,

И рукава завязаны сзади.

 

Неуклюжие пешеходы бегут по лужам.

Вода рекой течет по асфальту.

В префектуре Исемидзу дождь и полная тишина.

Там не разрешают петь на улицах крокодилам.