Лев Толстой очень любил детей. Бывало,
приведет в кабинет штук
шесть, всех оделяет. И надо же:
вечно Герцену не везло - то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй
поморщиться - хватит костылем.
Литературный
анекдот про любвеобильного к детям Льва Толстого я помню с детства. Но, как
оказалось, он является лишь одним из достаточно обьемного сборника, коему
посчастливилось даже в 1998 году стать книжкой.
Сборник
гротескных литературных анекдотов «Весёлые ребята» — совместное произведение
сотрудников редакции журнала «Пионер» книжного графика Натальи
Доброхотовой-Майковой и художника-нонконформиста Владимира Пятницкого. Созданы
они были в 1971–1972 годах и ходили в самиздате в фотокопиях — пишущая машинка
тут годилась плохо: «Весёлые ребята» — своеобразный комикс. Без иллюстраций они
теряют половину смысла, хотя многие анекдоты о Пушкине, Гоголе, Вяземском,
Чернышевском, Тургеневе, чуть что уезжающем в Баден-Баден, или «Ф. М.
Достоевском (царствие ему небесное)», широко ходили и в ксерокопиях, а в конце
80-х — начале 90-х отдельные тексты печатали в газетах анонимно, причём
авторство нередко приписывалось Даниилу Хармсу.
Некоторые
работы цикла — по преимуществу графические и потому остались малоизвестными,
например геометрическая композиция про любовь бегемотов, которую наблюдал Ф. М.
Достоевский (царство ему небесное), с концовкой: «и ничего сложного в этой
науке нет». Другой пример филологического анекдота, не поддающегося пересказу:
Однажды Гоголь шёл по Тверскому бульвару (в своём
виде) и встретил Пушкина. «Здравствуй, Пушкин, — говорит, — что ты всё стихи да
стихи пишешь? Давай вместе прозу напишем». «Прозой только ............ хорошо»,
— возразил Пушкин.
В нём
отразились и знаменитые отточия в «Евгении Онегине», и пушкинские фривольности,
цензурировавшиеся в изданиях, и легенда о сюжете «Мёртвых душ», подаренном
Гоголю Пушкиным. Вообще, при всём своём видимом абсурдизме и нелепости анекдоты
полны литературных аллюзий и особенно насмешат читателя, знакомого, например, с
дневниками Софьи Андреевны Толстой или Анны Григорьевны Достоевской.
Наталья
Доброхотова вспоминает, что иллюстратором везде выступал Пятницкий, а тексты
писали вместе: «Пятницкий был великий мастер завершающего штриха. Я, например,
произношу: — Гоголь только под конец жизни о душе задумался, а смолоду у
него вовсе совести не было. Однажды невесту в карты проиграл. — Володя
добавляет: — И не отдал».
История
«Ребят» началась с того, что главного редактора «Пионера» Наталью Ильину за
какое-то проявление свободомыслия отправили на пенсию. Сотрудники и внештатные
авторы втайне составили для неё памятный рукописный номер журнала. В нём
Доброхотовой и Пятницкому досталась рубрика с анекдотами о великих писателях,
которую в «настоящем» журнале вёл Евгений Рейн. Написав первые два анекдота,
соавторы уже не могли остановиться — источником вдохновения были первоначально
народные (часто неприличные) анекдоты о Пушкине и в первую очередь тот же
Хармс, отчётливо проглядывающий в макабрическом тексте о Достоевском, у
которого засорилась ноздря и лопнула перепонка в ухе. Со временем, однако, цикл
сложился в цельную и своеобразную книгу со сквозными сюжетами — Гоголь
бесконечно переодевается Пушкиным, Лермонтов мечтает увести у того же Пушкина
жену, а Лев Толстой, разумеется, любит детей:
Лев Толстой очень любил детей. Бывало, приведёт в
кабинет штук шесть, всех оделяет. И надо же: вечно Герцену не везло — то вшивый
достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться — хватит костылём.
Ну еще парочку
на посошок:
Лев Толстой очень любил детей. Однажды он шел
по Тверскому
бульвару
и увидел впереди Пушкина.
"Конечно, это уже не ребе-
нок, это уже подросток, - подумал Лев Толстой, -
все равно, дай
догоню и поглажу по головке". И побежал
догонять Пушкина. Пуш-
кин же, не
зная толстовских намерений, бросился наутек. Пробе-
гая мимо городового, сей страж порядка был
возмущен неприличной
быстротою бега в людном месте и бегом устремился
вслед с целью
остановить.
Западная пресса потом писала, что в России литера-
торы подвергаются преследованиям со стороны
властей.
Гоголь
читал драму Пушкина "Борис Годунов" и приговаривал:
"Ай да Пушкин, действительно, сукин
сын".
Лев Толстой очень любил детей, а взрослых
терпеть не мог,
особенно
Герцена. Как увидит, так и бросается с костылем и все
в глаз норовит, в глаз. А тот делает вид, что не
замечает. Го-
ворит: "Ох, Толстой, ох, Толстой..."
Однажды
Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Дер-
жавину Гавриле Романовичу. Старик, уверенный, что
перед ним и
впрямь Пушкин, сходя в гроб, благословил его.
Пушкин сидит у себя и думает: "Я гений, и
ладно. Гоголь то-
же гений.
Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царствие ему
небесное, гений. Когда же это кончится?" Тут
все и кончилось.
Источники и
дополнительная информация:
https://polka.academy/materials/682
http://www.lib.ru/ANEKDOTY/charmes.txt